Битва Тридцати
К этой битве до сих пор приковано внимание историков, хотя она не имела ни военных, ни политических последствий (по крайней мере на первый взгляд). Главное значение её в колоссальном воздействии на средневековую культуру и систему тогдашних ценностей: в самый разгар Столетней войны, с её грязными уловками, бесчеловечными расправами и массовыми грабежами на один-единственный день словно вернулась эпоха рыцарей Круглого Стола.
Предыстория
За десять лет до описываемых событий герцог Бретани умер, не оставив прямых наследников. Логичным кандидатом на вакантное место был его брат, граф Жан де Монфор, но объявился ещё один претендент - граф Шарль де Блуа, женатый на племяннице покойного. Его шансы с юридической точки зрения были ничтожны, но зато подкреплены политическим козырем: Шарль де Блуа был племянником короля Франции.
На перипетиях здесь останавливаться не буду, для этого понадобится отдельная статья. Замечу лишь, что за десять лет гражданской войны в конфликт втянулись Англия и Франция, Жан де Монфор успел умереть, а Шарль де Блуа попасть в плен к англичанам. К 1351 году установилось шаткое равновесие, обусловленное тем, что партии "монфористов" и "блезианцев" на время лишились своих лидеров.
Согласно наиболее распостранённой версии, причиной сражения послужило жестокое обращение англичан с местным населением. Командующий гарнизоном замка Жослен "блезианец" Жан де Бомануар (Jean de Beaumanoir) отправил в соседний город Плоэрмель, который удерживали англичане, гневную ноту с требованием прекратить страдания простых людей.
Командующий плоэрмельским гарнизоном сэр Роберт Бембро (Robert Bemborough) предсказуемо послал жосленского коллегу куда подальше. Разумеется, после такого афронта мирного урегулирования уже не предвиделось.
Противники договорились о времени и месте встречи (26 марта 1351 года "у старого дуба" на полпути между Жосленом и Плоэрмелем), а также силах сторон (по тридцать рыцарей и оруженосцев с каждой плюс сами военачальники - итого шестьдесят два человека). Заранее обсудили и условия битвы: пешим или конным, с любым оружием - "и пусть Бог укажет, на чьей стороне правда!"
На первый взгляд кажется, что шестьдесят бойцов как-то маловато для битвы. Но нужно учесть, что рыцарь в Средневековье - редкая и дорогая боевая единица (вроде современных танков). Отличие Битвы Тридцати от большинства сражений Столетней войны ещё и в том, что в ней не участвовали вспомогательные силы - мечники/копейщики/лучники/арбалетчики и прочие кнехты.
В условленный час бойцы были на месте. Партию сторонников Шарля де Блуа представляли тридцать рыцарей и оруженосцев (все бретонцы). "Монфористы" выставили интербригаду той же численности (двадцать англичан, шесть немцев и четыре бретонца).
Ход битвы
Дебют люди Бомануара полностью провалили. Когда после двухчасовой схватки бойцы разошлись на заранее условленную передышку, потери убитыми у франко-бретонцев составили пять человек - 1/6 состава! Потери англо/германо/бретонской партии - ноль.
Каноническая версия утверждает, что довольный ходом сражения Бембро не нашёл ничего лучше, чем поносить оскорблениями и без того разозлённых людей Бомануара. Те бросились в бешеную атаку, и английскому командиру пришлось иметь дело сразу с двумя противниками - Аленом де Керанрэ (Alain de Keranrais) и Жеффруа дю Буа (Geffroy du Boys). Первый удачным ударом копья сбил англичанина с ног, но был оттеснён подоспевшими соратниками командира. Дю Буа воспользовался моментом и добил не успевшего встать Брембро.
Сейчас подобный поступок смахивает на циничное убийство, а не рыцарский подвиг, но справедливость требует отметить - это всё-таки было сражение, а не турнир. Во всяком случае ни современники, ни потомки не обвиняли дю Буа в неблагородном поведении.
Вторая фаза битвы
Как бы то ни было, ход сражения поменялся кардинально: теперь на грани разгрома оказалась уже лишённые командира "монфористы". Ситацию на время спас немецкий (либо фламандский) наёмник по имени Крокарт. Он не только имел репутацию непобедимого бойца, но оказался ещё и превосходным тактиком: его лаконичные и своевременные приказы помогли сторонникам де Монфора перейти к организованной обороне и наглухо сомкнуть ряды.
Благодаря английским рыцарям и сквайрам, привыкшим сражаться пешими в регулярном строю, ситуация выровнялась. Хотя атакующие превосходили обороняющихся в индивидуальной выучке, они раз за разом безуспешно атаковали живую стену - британская дисциплина брала своё. Мало-помалу "франко-бретонцы" теряли силы. Несколько рыцарей были ранены, в том числе сам командир.
Истощённый долгим и тяжёлым боем Бомануар отошёл назад и попросил пить. Всё тот же дю Буа бросил ему в сердцах: "Bois ton sang, Beaumanoir, la soif te passera (Пей свою кровь, Бомануар - жажда тебя минует!)". Пристыженный военачальник бросился в гущу битвы, а фраза дю Буа в последствии стала фамильным девизом Бомануаров.
Третья фаза битвы
На этот раз атакующие сосредоточили усилия на флангах, и эта тактика принесла мгновенный результат: люди Крокарта теряют строй и четырёх человек убитыми в придачу. Но неустрашимый наёмник вновь ухитряется предотвратить разгром - его люди занимают круговую оборону, ощетинившись мечами и копьями.
Финал
Решающий вклад в победу профранцузской партии внёс не командир и даже не рыцарь - оруженосец Гийом де Монтобан (Guillaume de Montauban). Сообразив, что поражение неминуемо, а в борьбе все средства хороши, он сел на коня и тараном врезался в английский строй. От семи до десяти (по разным источникам) бойцов вмиг оказались на земле, ещё нескольких прикончили в последовавшей свалке. Остальные капитулировали.
Некоторым сдача в плен может показаться трусостью и слабостью, но у рыцарей Средневековья была иная этика - напротив, считалось позорным неблагородно умереть в заведомо проигранном бою, тем самым лишая победителя законного права на выкуп.
Споры по поводу поступка де Монтобана не утихают до сих пор: действительно, не очень-то благородно давить рыцарским першероном пеших противников (тем более что строй "монфористов" был мало похож на македонскую фалангу). Однако стоить впомнить о правилах битвы, принятых обеими сторонами
"Ou trois, ou cinq, ou six, ou toutz, se ilz vouloint,
Sans élection d’armes ainscin se combatroint,
En guise et manière que chascun le vouldroint »
То бишь:
"по трое, пятеро, шестеро или все вместе; сражаться любым оружием и так, как будет угодно"
Таким образом, буквы договора Монтобан не нарушил (конь в каком-то смысле тоже оружие), а дух - понятие нематериальное, и всяк его трактует как хочет. Остановимся на компромиссе: это было ещё не бесчестье, но уже не fair play.
Историю пишут победители
Хотя до нас дошло множество источников, благодаря которым нам известны не только детали сражения, но даже имена ВСЕХ участников Битвы Тридцати, сопутствующие обстоятельства, цели и мотивы сторон во многом неясны.
Первое упоминание об этой схватке принадлежит Фруассару, историку XIV века и практически современнику битвы. В своих хрониках он возвеличивает ратные подвиги обеих сторон, преподнося Битву Тридцати как редкий в его время пример подлинного рыцарства и образец для подражания юным дворянам.
К сожалению, в угоду этой благородной цели он недостаточно внимания уделил достоверности событий.
Например, согласно Фруассару Бембро был немецким наёмником, а не англичанином. Версия сомнительная, ведь назначение капитаном Плоэрмеля Бембро принял от самого короля Эдуарда - не много ли чести для иноземца? К тому же для этой роли куда лучше подошёл бы немец Крокарт - фигура действительно авторитетная и даже легендарная. Вдобавок среди сражавшихся в Бретани английских рыцарей ещё минимум двое носили фамилию Бембро - логично предположить, что все они были частью большого семейства.
По Фруассару причиной битвы стало жестокое обращение плоэрмельского гарнизона с местными крестьянами. Имело ли оно место в реальности? Вполне возможно: в Средневековье жизнь виллана ничего не стоила - особенно в глазах чужеземного наёмника. Стали бы сторонники Шарля де Блуа затевать сражение и рисковать жизнями по столь ничтожному поводу?
Вряд ли.
Партия де Монфора опиралась на горожан и мелкопоместное дворянство, именно поэтому ему присягнули на верность крупные города Нант и Кемпер. Сторонниками же Шарля де Блуа были представители крупной знати - уж этим-то до страданий крестьян точно дела не было. Хорошим примером тогдашних добродетелей может служить и сам их лидер - "блаженный" Шарль де Блуа (официально беатифицирован католической церковью в 1904 году). Молитвы, посты и ношение власяницы под доспехами не помешали ему отдать приказ об убийстве 1 300 жителей Кемпера, а также казнить тридцать бретонских рыцарей, защищавших замок неподалёку от Нанта. По свидетельствам современников, пленных не просто обезглавили, но "швыряли их головы в воздух" - будто замок взяли монголы Тамерлана, а не христианское воинство.
Что же стало не поводом, а реальной причиной Битвы Тридцати?
Неожиданный, но вполне логичный ответ даёт современный бретонский историк Фредерик Морван (Frédéric Morvan). По его мнению, истинной целью нападавших (не забудем, что инициаторами Битвы Тридцати стали Бомануар и его соратники) был Плоэрмель.
Действительно, обладание мощной цитаделью сулило партии Шарля де Блуа неоценимые выгоды - соединив мощь расположенных друг возле друга крепостей (Плоэрмель и Жослен) они наглухо замыкали путь на принадлежащий им север Бретани и получали великолепный плацдарм для атаки на поддерживающий "монфористов" юг страны.
Одно лишь обстоятельство мешало перейти к открытой осаде Плоэрмеля - действующее на тот момент перемирие. Если же заполучить укреплённый ключ к землям противника обычным путём нельзя, но очень хочется - что нужно сделать?
Правильно! Выманить означенного противника за стены города и принудить к битве под таким предлогом, от которого не отвертеться - фактически Бембро и его людей взяли "на слабó".
Небольшое дополнение от меня лично: сам ход Битвы Тридцати косвенно подтверждает гипотезу Морвана. Похоже, в начале Бомануар действительно не хотел смерти Бембро, тот был нужен "блезианцам" живым - и пленным. Какой выкуп мог быть предложен за жизнь и свободу плоэрмельского коменданта? Ответ очевиден: ключи от города.
Если бы ставка сыграла, Плоэрмель и впрямь поменял бы хозяев - причём в полном соответствии с законами рыцарства.
Однако первый этап битвы выявил преимущество "монфористов", и их оппонентам пришлось менять тактику на ходу, чтобы избежать поражения (время посовещаться у Бомануара и его людей было). Эта версия неплохо объясняет смерть Бембро сразу после возобновления схватки - главной целью атаки на этот раз выбрали именно его.
Ещё один довод в копилку: буквально через несколько месяцев партия Шарля де Блуа решилась-таки на открытую осаду Плоэрмеля - это прямо доказывает огромную ценность города в глазах "блезианцев" (кстати, осада провалилась, но это уже совсем другая история).
Битва, не решившая ничего?
Сейчас принято считать именно так. Однако если гипотеза Фредерика Морвана верна, значение Битвы Тридцати занижено неимоверно!
Хотя формально сторонники де Монфора и проиграли сражение, партия де Блуа не достигла главной цели - обладания Плоэрмелем. Хрупкое равновесие сохранилось, позволив "монфористам" выиграть драгоценное время в самый тяжёлый для них период (когда прежний их лидер был мёртв, а его наследник ещё не вышел из детского возраста). Без этой передышки не было бы злосчастной для "блезианцев" битвы при Мороне и финального сражения при Орэ, где погиб сам Шарль де Блуа, а возмужавший сын Монфора доказал своё право на Бретань.
Вот уж воистину: "не было гвоздя, подкова пропала..."
"Made in France", или историю пишут победители
Почему же общепринятая трактовка Битвы Тридцати кардинально отличается от простой и логичной трактовки Морвана? Ответ дан в заголовке: историю пишут победители. Хотя партия де Монфора одержала победу в войне за бретонское наследство, тем самым подарив стране ещё один век независимости, конечными бенефициарами в Столетней войне стали французы. Окрепшая Франция остро нуждалась в идеологическом обосновании своих новых притязаний, и героические страницы прошлого мало-помалу переписывались под нужды государственной машины. Битва Тридцати стала оружием пропаганды (как и многие другие исторические события).
Середина XIV столетия - далеко не тот период, который Франция может занести себе в актив: англичане нещадно били французов на море и на суше, несмотря на то, что население Англии было в десять раз меньше, а экономика и финансы даже в сравнение не шли с французскими. Битва Тридцати произошла как раз между злосчастными для французов битвами при Креси (1346) и Пуатье (1356), где английские йомены в хлам разнесли цвет французского рыцарства.
Аристократии кровь из носа нужно было найти повод для самооправдания, и Битва Тридцати была для этого идеальным материалом: дескать, эти подлые, не знающие рыцарской чести крестьяне с луками трусливо расстреливали наших предков издалека, а вот в благородном mêlée англичане против французов гроша ломаного не стоили!
И завертелись шестерёнки пропагандистской машины: если Фруассар и его современники отдавали должное обеим сторонам, то в дальнейшем последовательно возвеличивается одна и демонизируется другая. Даже гибель монархии ничего по большому счёту не изменила - французское королевство прекратило существование, а французский этатизм остался и даже окреп.
Своеобразным венцом этой тенденции стала книга Жана Фавье "Столетняя война" (Jean Favier - La Guerre de Cent Ans. Fayard, Paris 1980). В ней парижский историк лихим росчерком пера превращает людей Бомануара во французов, а их противников - в англичан (это хоть как-то можно понять). Бретонцев, составлявших бóльшую часть бойцов, Фавье просто не замечает. Как и Бретани в целом: для него это просто поле битвы, шахматная доска, на которой выясняют отношения Англия и Франция.
И это не частная точка зрения маргинала, но официальный взгляд на историю французского государства - чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на список регалий Фавье.
Изменится ли ситуация в обозримом будущем? Кое-какие подвижки в этом направлении есть, и многое зависит от самих бретонцев - их способности и желании заявить о себе не как о пассивных объектах, но активных субьектах истории. Остаётся лишь пожелать им удачи в этом непростом, но нужном и благородном деле.
А пока...
Стоит присодиниться к Фруассару и в равной мере отдать должное ШЕСТИДЕСЯТИ ДВУМ стойким и мужественным воинам, на несколько часов возродившим благородную эпоху короля Артура.
© А. Головлев.
Копирование и распространение материалов не возбраняется при указании ссылки на источник: la-bretagne.ru